Каждая из актёрских историй в чём-то необычна. В этом интервью – история АЛЕКСЕЯ АНИЩЕНКО – известного актёра кино. Помимо основной своей работы, он пишет замечательные стихи и пробует себя в сценарной деятельности. А ещё Алексей умеет видеть прекрасное в повседневном.
— Алексей, каким было твоё детство? Где оно прошло?
— Детство было замечательное. Прошло оно в городе Дятьково Брянской области. Этот небольшой город находится в кругу лесов, — 40 тысяч населения. В городе раньше работали два завода: хрустальный и деревообрабатывающий, который, кстати, до сих пор делает мебель. Дедушка мой — учитель, мама — врач, папа — по образованию инженер лесного хозяйства, но работал тренером по вольной борьбе. Семья совершенно обычная, с правильными понятиями и взглядами. Я думаю, что меня хорошо воспитали.
До сих пор раз в полгода бываю в Дятьково, хожу в городскую баню, слушаю, как мужички судачат о футболе, о политике, о власти, об огородах. Там особый замкнутый мир, особая атмосфера: деревенские дома, трубы, дым, собачий лай.

— Музыка и спорт присутствовали в детстве?
— Спорт — да, музыка — нет. Спортом я занимался с 6 до 16 лет, — вольной борьбой. Я – кандидат в Мастера спорта. Боролся неплохо: область выигрывал много раз, за Сборную Брянска на Чемпионате России выступал. Моим тренером был крёстный моего младшего брата. Он мне давал то воспитание, которое нужно для нашей реальности, чтобы умел за себя постоять, уважал людей, уважал их труд вне зависимости от профессии, вне зависимости от взглядов. Из спорта я ушёл в 16 лет, потому что даже в Брянске были двое ребят талантливее меня. Они стали Мастерами международного класса. Я просто понял, что нет смысла оставаться в спорте дальше, — я же максималист.
После школы поехал в город Орёл и поступал сразу в несколько институтов. Меня почти приняли на философский факультет в местный Университет. Брали в Институт физкультуры и спорта. И параллельно я поступил в Институт культуры, куда и пошёл.
— Почему такой выбор большой был?
— Не знаю… До 16 лет у меня был спорт, школа, какие-то свои размышления. В 15-16 лет я первый раз влюбился, начал стихи писать, меня посетило вдохновение, что-то начал понимать про себя только в этот период. Мне стало интересно подальше от спорта находиться, я устал от него. И выбор Института культуры был скорее интуитивным.
— Родители кем тебя видели?
— Папа видел меня в спорте, мама мой выбор всегда поддерживала. В театральный я решил поступать, когда уже ушёл из «кулька». Мне педагоги в «кульке» сказали, что у меня есть шансы поступить в театральный, что у меня хорошая внешность и есть актёрские данные. Я и решил попробовать. Папа был против — он человек довольно серьёзный, мощный, с ним не поспоришь. Он сказал мне ехать в Смоленск, учиться в физинституте, дальше заниматься спортом, потом — в армию и, например, в спецназ, — как-то так он меня видел. А я решил, что пойду в театральный. Тогда я первый раз в жизни папе возразил. Папа сказал, что этого не будет никогда, что актёр — это не профессия, а ерунда, и что я никуда не поеду. А я ответил: «Если ты сейчас меня не поддержишь, то я уеду всё равно, но я от тебя больше никогда никакой помощи не приму». Он был возмущен, мог бы и подзатыльник дать, но ушёл в другую комнату, подумал, вернулся и сказал: «Хорошо. Но ты поедешь не в Питер поступать, а в Москву. У меня там есть друг, у которого ты сможешь пожить». Сам я хотел в ЛГИТМиКе учиться. Мне нравился Питер со своей эстетикой русского рока, и загадочная атмосфера этого города меня очень привлекала. До сих пор он мне кажется таинственным, поэтическим, мистическим местом.
В результате — поступать я поехал в Москву, в Москве и ВУЗов больше. Первое время жил у знакомого моего отца на Цветном бульваре. Он работал милиционером — это человек с потрясающим чувством юмора, один из тех редких людей, с кем, находясь рядом, ты всё время смеёшься. И первое впечатление от Москвы у меня связано с этой квартирой на Цветном бульваре: коммуналка, запахи, сразу – центр города, маленькие окна, заставленные книгами каких-то профессоров, людей искусства. Я даже ветки метро сразу стал по запаху различать. Серьёзно говорю. Я с закрытыми глазами могу отличить Филёвскую ветку, например, от Новокосинской.
— Москва тебя сразу приняла?
— Я не могу до сих пор сказать, что она меня полностью приняла. И я не принял её полностью такой, какая она есть.

— Сколько ты уже лет в столице?
— С 2002 года. 17 лет. Больше, чем я прожил в Брянске. Город очень интересный, в каких-то моментах жёсткий, воспитывающий, красивый. Лучше мои впечатления о городе читать в моих стихах, я в разговоре словами не всегда могу выразить свои ощущения и впечатления. В стихах много сказано и о Москве, и о Брянске, и о Родине. Для меня поэзия — это некий диалог, где я совершенно свободен от любых точек зрения. Я там высказываю всё, что думаю.
— Любимое место в городе есть?
— Центр, конечно. Учились мы в центре. Щепка на Неглинной находится, за Малым театром. А общежитие у нас находилось на 3-ей Тверской-Ямской — это «Белорусская». Ходил всегда пешком, до сих пор этот маршрут остаётся одним из любимых. Для меня Москва — это Арбат, Неглинная, «Белорусская», отчасти «Филёвский парк», потому что я там прожил 4 года, церкви, храмы, Высоко-Петровский монастырь, Китай-город, дворик с бюстом Мандельштама.
— Алексей, ты в театральный поступал только в Щепкинское училище?
— Поступал везде. Получилось так, что первый ВУЗ, куда я пришел на прослушивание, — это была Щука. Из моей десятки прошли три человека дальше, и двое из них поступили. Мне было сразу сказано с предварительного прослушивания, что могу приходить уже на конкурс, скорее всего мы тебя берём. Это был курс Юрия Шлыкова. Потом я пошёл в ГИТИС, меня сразу с предварительного прослушивания на второй тур «кинули» через первый. И уже потом я пришёл на прослушивание в Щепку, а на следующий день мне позвонили и позвали к ректору Николаю Николаевичу Афонину. Очень тепло его вспоминаю, с любовью. Я пришёл к нему, показался, он сказал, что точно меня берёт, если я больше никуда не пойду. И я пообещал ему. А так как я человек, который старается слово держать, я не вернулся в Щуку, до МХАТа так и не дошел, о чём потом жалел, потому что мхатовский курс параллельный был очень сильный.
Сейчас я понимаю, что, наверное, на всё воля божья, и всё сложилось так, как надо. Но тогда я не совсем был доволен своим обучением в Щепке и после первого курса бегал в ГИТИС, прослушивался к Марку Захарову, даже дошёл до третьего тура. Меня в ГИТИСе знал весь старший курс, пропускали без очереди, потому что мне надо было бежать назад в Щепку сдавать «мастерство». Захаров меня не взял. Но я плохо в тот день читал, плохо был готов, и меня отвлекало то, что Марк Анатольевич говорил по телефону и не смотрел на меня. А у актёров же у всех серьёзное самолюбие.
Я, кстати, педагогам в Щепкинском потом сказал, что собирался уходить, — они были очень удивлены, и признались, что у них на меня большие ставки, сказали, что зря я хотел уйти.
— К поступлению готовился сам? Что читал?
— Готовился сам, читая перед мамой. Из прозы — «Цезарь и Клеопатра» Бернарда Шоу читал, стихов я всегда много знал. Сергея Есенина «Письмо к женщине» читал уже перед ректором, — он мне сказал, что я совершенно не так читаю, но всё равно меня возьмёт. А басня, если не ошибаюсь, — Крылов «Мартышка и очки».

Фото: ruskino.ru
— Откуда в тебе тяга к актёрской профессии. В семье, я так понимаю, никто связан с этой сферой не был?
— Не был. До поступления в театральный я в театре-то был один раз — в Орловском на мюзикле «Вестсайдская история». Когда я сидел и смотрел на происходящее, мне показалось, что если я выйду на сцену, я смогу сделать лучше, чем они, и мне захотелось туда — не зрителем в зале сидеть, а на сцене находиться. Потом уже начинаешь понимать, что это, наверное, – самолюбие. Все актёры — это огромные эгоцентры, люди, которые любят, чтобы вокруг них всё вертелось, чтобы на них смотрели. Поэтому и задача театрального вуза сделать так, чтобы студент начал любить искусство в себе, а не себя в искусстве. Эта фраза избитая, но очень точная. И если ты начинаешь понимать, что ты – действительно человек талантливый, одарённый, человек, который может что-то привнести в этот мир, значит, тебя не зря учили.
Главное — дальше не останавливаться, не переставать образовываться, стараться понять, зачем ты в этом мире, откуда мы пришли и куда идём, не оставаться самолюбивым существом. Сейчас называют «хорошим актёром» просто человека, который может органично существовать в кадре, но это не значит, что он – хороший актёр. Назвать таковым можно того, кто может быть разным. Мне кажется, что актёр может себя проявить только на хорошем материале, сыграв в том, что имеет хорошую литературную основу, встретившись с хорошим режиссёром и так далее. Поэтому я пытаюсь тихо, спокойно делать своё дело, писать стихи, максимально играть в кино, как я могу, вне зависимости от того, какой материал мне попадается. В конце концов, я – талантливый человек, и кто, если не я, должен сниматься? (*улыбается) Я благодарен каждому продюсеру и студии, которые меня зовут, с которыми уже не один год сотрудничаю.

Фото: ruskino.ru
Ещё я сценарий написал. Два с половиной года писал. Сейчас стараюсь его продвигать. Встретился с одним известным режиссёром, он находится в раздумьях, потому что сценарий довольно дорогой, но может иметь большой успех, если ляжет в основу фильма, — и как арт-кино, и как общественно-принятое кино, и как трэш-кино, там есть всё. Я 15 лет в кино и, примерно, понимаю, что нужно зрителю. Но, к сожалению, это понимание удручает. И говорить о российском кино очень сложно. Не надо быть критиком, обладать талантом, чувством искусства, чтобы понимать, что у нас хорошего кино мало. Мы же все смотрели Тарковского, Феллини, Джармуша, Тарантино и другое талантливейшее кино, чтобы сравнить. И дело не в деньгах, а в подходе. Если ты хочешь сделать что-то в искусстве, хочешь перед собой, перед Богом остаться честным, то ты это делаешь. А когда у тебя задача – заработать деньги, и тебе всё равно что «ест» зритель, то сверхзадача у тебя, извините, – служить дьяволу. Сверхзадача — это то, что ты пропагандируешь. Я не говорю, что все должны креститься, молиться, биться лбами, но пропагандируй какие-то честные, хорошие вещи, которые делают мир лучше. Что Бродский говорил, какая самая главная беда российского общества? «Колоссальное неуважение человека к человеку». Не кино виновато, которое как бы воспитывает зрителя, а зритель. Каналу и продюсерам приходится снимать то кино, которое смотрит зритель.
— Алексей, давай вернемся к Щепке. С кем ты учился на курсе? Актёрами все стали?
— Конечно, не все. Девочки многие замуж повыходили. Они для этого и учатся в театралке, мне кажется. А из достаточно известных: Денис Шведов, Глеб Матвейчук, Саша Лойе, Кирилл Запорожский. Глеб Матвейчук, кстати, одновременно с театральным в консерватории учился. Ему нужно было актёрское образование для того, чтобы на сцене себя лучше чувствовать. Он всегда был упёртым, чем меня восхищал. Вырос в прекрасного профессионала, да и человек он такой, что только пять с плюсом ему можно поставить.

— После института ты в какой театр пошел?
— Брали в разные, но я пошёл в РАМТ, потому что его посоветовал мой педагог Николай Николаевич Афонин. Театр, действительно, на мой взгляд неплохой, но я в нём поработал 4 месяца и ушел.
— Почему?
— Было много амбиций. Я – максималист и идеалист по жизни.
За всё время, что я ходил по театрам пока учился, единственный театр, который оставил глубокое впечатление, — это «Мастерская П. Фоменко», когда Пётр Наумович был жив. Театр был камерный, актёры существовали очень честно.
— Что нравилось в Театре Фоменко?
— Практически всё, что смотрел: «Война и мир», «Месяц в деревне», «Одна абсолютно счастливая деревня». У меня даже стихотворение есть, посвященное «Деревне».
Иногда производили впечатление некоторые спектакли в Театре Моссовета, в МТЮЗе у Гинкаса. Я – человек, который предпочитает тайное явному и нечто духовное материальному, мне всегда нравилась загадка, таинственность, волшебство, и это, на мой взгляд, в Театре Фоменко присутствовало. Сейчас не знаю, как там, – давно не был. Очень редко хожу в театры, только если друзья приглашают, но часто ухожу после первого акта.
— Как же потом друзьям говорить, что ушёл?
— Они ж знают, кого пригласили. Я сейчас ещё мягче стал и проще, раньше мог высказать всё, что думаю. У меня много проблем было из-за того, что я считал, что моё мнение очень важно другим.
— Если сейчас предложат работать в театре, пойдешь?
— По театру скучаю. Это совсем другое существование, нежели в кино, требующее больше органики и профессионализма. Думаю, что пошёл бы, если б позвали, но, смотря куда. Хочется снова ощутить, как стоишь на сцене, думать, сможешь ли ты протянуть весь спектакль, чтобы победить зрителя, повернуть его к себе, заставить перешагнуть нечто мистическое. Ведь каждый спектакль — это разная атмосфера.
Знаете, почему мы в Щепкинском училище хорошо играли наш спектакль «Репетируем Шекспира» и собрали почти все студенческие премии? На третьем курсе мы поженились с однокурсницей и на третьем же курсе развелись. А на четвертом выпустили спектакль «Репетируем Шекспира». И с моей однокурсницей, на тот момент уже бывшей женой, мы играли две главные роли — Ромео и Джульетту. А наша любовь ещё не отболела до конца, при этом в жизни мы уже не разговаривали, — отношения были порваны резко. У нас уже у каждого были новые увлечения. Но до этого были три года очень искренних отношений. То есть у спектакля получилась «живая» основа. И если мы плакали на сцене, что расстаемся, что я умираю, — это действительно было так, потому что мы расстались. И каждый следующий спектакль был всё круче и круче, потому что финал нашего выпуска был всё ближе. Мы много премий с этим спектаклем собрали, получили «Золотой лист», который вручается в Москве выпускникам театральных вузов. А когда поехали в Болгарию, то был фурор после нашей игры, потому что там мы сыграли два последних спектакля и выложились максимально.

Фото: kino-teatr.ru
— Алексей, с чего началась твоя кинокарьера?
— Я учился на втором курсе в Щепке, и мне предложили сняться в фильме у Валерия Бакиевича Ахадова «Крёстный сын», сразу в главной роли. Меня даже отпустили с экзаменов в институте на съёмки. Я снимался с замечательной плеядой актёров — Любовью Полищук, Игорем Ливановым, Анатолием Лобоцким, Татьяной Лютаевой. По-моему, в этом же фильме была первая роль Светы Ивановой. Но фильм на российские экраны так и не вышел. И он мне не дал никаких плодов. Только когда я выпустился из института, пошли сериалы. Первый более или менее успешный — «Дочки-матери». И, собственно, на том же сериальном уровне я и остался. Каких-то прорывов серьезных не было, но свою нишу я нашёл, — работаю, слава Богу.
— Тебя не расстраивает то, что ты – сериальный актёр?
— Конечно, хочется сняться в серьёзном кинематографе, и имеется потенциал. Но очень много различных факторов сложилось в некий «букет» из-за чего не получается. И потому, что характер у меня был довольно принципиальный и жёсткий. Он и сейчас такой, но тогда наложился на то, что, как часто бывает с актёрами, я «поймал звезду» и занёсся. Сейчас вижу людей, у которых «звёздная болезнь», — они этого не понимают очень часто. Когда у тебя всё получается, один проект идёт за другим, уже утверждают без проб, любую ставку дают, лишь бы шёл сниматься, то часто тебе кажется, что ты лично этого сам заслужил, что всё так и должно быть. А это – просто индустрия, поток. Зритель идёт на тебя, твоё лицо устраивает, и часто уже не важно как ты играешь. Главное, что ты – уже бренд. Но я всё равно хотел бы быть таким брендом, получать другие деньги и участвовать хотя бы в кинематографе уровнем выше. Но повторюсь, я доволен тем, что мне дает небо, и тем, что я делаю. Сейчас у меня два хороших проекта выйдут. Ну и потом этот мир такой, что никогда и ничего нельзя предсказать. Я, например, снимался с Костей Лавроненко, мне очень понравилось, как он работает в кадре, и общались мы хорошо. Он же стал популярным лет в 40, когда «Возвращение» Звягинцева вышло, а до этого прошёл большую школу жизни. Поэтому отчаиваться не стоит, стоит работать над собой, над внешностью, над духовным наполнением, и, я думаю, всё получится.

Фото: kino-teatr.ru
— У тебя же была «Звездная болезнь»? Расскажешь когда? После «Дочки-матери»?
— Попозже. Когда пошли проекты за проектами. Они не были какие-то выдающиеся, но их было много, и я достаточно денег зарабатывал, и после этого меня стало «заносить». Я высказывал в лицо продюсерам и режиссёрам то, что думал, а думал я не всегда правильно. У меня были совершенно разные периоды в жизни, — и очень тяжелые тоже, я много через что прошёл: от невероятного вознесения своей личности до жуткого падения. И это всё было через молодые куражи, победы, романы, театры, поэзию. А сейчас у меня спокойная семейная жизнь с молитвой и радостью бытия. Я счастлив, что могу видеть улыбку сына, что у меня жена хорошая, что родители живы-здоровы, что Бог дает мне работу.
— Много так называемых «друзей» отпало, когда «волна звездности» немножко спала?
— Я сам много от кого уходил. Они думали, что я их бросал, как друзей, а я уходил по своим причинам, потому что такая дружба, которая держится на алкоголе и праздниках, должна была быть закончена. Настоящая дружба идёт либо с детства, когда ты человека знаешь таким, какой он есть, видел все моменты формирования его личности, многое с ним прошел, и вам друг от друга ничего не скрыть; либо дружба идёт, когда у вас есть общее дело, вы оба творите, пишете, занимаетесь музыкой, снимаете кино, — идёте в одном направлении. Есть ещё потрясающие собеседники, с которыми ты можешь поговорить об искусстве — на этой почве дружба может возникать. Со временем рядом остались люди с которыми мне спокойно и легко в общении, которые меня хорошо знают, разделяют мои взгляды, поддерживают. Настоящих друзей можно по пальцам одной руки пересчитать, но это хорошо.
— Алексей, а папа твой всё-таки принял то, что ты стал актёром?
— Конечно. Мои родные поняли, что я творческий человек, талантливый, по-другому вижу мир, и смирились с этим. Они все достаточно серьёзные, а я – такой «шар, летящий в небытие».
Папа ещё занимается и тем, что все мои стихи каталогизирует, книги выпускает. У меня вышли четыре сборника стихов. Каждый раз выпускаю по 500 экземпляров. Дарю режиссерам, друзьям. Сейчас пятый сборник готов, но, так как я выпускаю их за свои деньги, а сейчас у меня лишних денег нет, пока не решаюсь его выпустить.

— У тебя не было желания получить дополнительное образование. Ты говоришь о том, что написал сценарий. ВКСР, допустим? Или считаешь, что тебе достаточно знаний, которые есть?
— Мне кажется, что я знаю достаточно, так как с 15 лет пишу, в кино 15 лет работаю, материала разного много читал. Мой сценарий сейчас прочитали человек 7-8 — они все работают в кино давно и говорят, что он очень хорошо написан.
— Можешь поделиться о чём сценарий?
— Нет, пока всё не состоялось, не буду.
Я чувствую и как моя поэзия с каждым годом растёт, — считаю, что очень хорошо пишу. Я, конечно, далек от Пастернака и Мандельштама, не будем брать этих гениев, но я – хороший настоящий русский поэт, который имеет очень большой потенциал. И думаю, что всё это когда-то скажется. И со сценарием тоже самое.
— Ты живёшь сегодняшним днем?
— Нет, я думаю о будущем. Я бы хотел, чтобы реализовался мой сценарный талант, потому что думаю, что это повлияет на развитие русского кино. А для меня писать гораздо важнее, чем сниматься. Я редко получаю удовольствие от работы актёром. Вот недавно был проект, где мы работали со Стасом Назировым, там я получил удовольствие. Снимала студия «Русское», я с ними много лет сотрудничаю. Сейчас, правда, они меня редко зовут. Про актёрскую работу как-то хорошо сказал Дмитрий Нагиев: «Я проститутка — сижу и жду звонка, чтобы поехать на заказ». Приходится очень часто своё мнение оставлять при себе, радоваться тому, что даётся, под многое подстраиваться. Если бы у меня получилось со сценарной сферой, всё хорошо складывалось бы с актёрской деятельностью, и, возможно, прибавилась режиссёрская бы деятельность, то ничего я делать больше и не хочу, ни к чему больше не испытываю такой любви.
Я ведь один раз, когда денег не было, даже в клипе снялся, хотя это противоречило моим принципам…
— Расскажешь, что за клип?
— Группа называется «SOPRANO Турецкого», а песня «Пилот Иванов». Я там играл лётчика. Но мне повезло, и после клипа меня позвали рекламировать «Аэрофлот», заработал денег, которых хватило на то, чтобы всю зиму прожить.
Актёрская жизнь ещё для меня интересна тем, что много путешествуешь, потому что съёмки в разных городах: Минск, Питер, в Киеве много снимался, в какой-то ярославской деревне, в Турции у меня были съемки три месяца в городе Мардин. Ещё в кино интересно то, что ты иногда встречаешься с интересными, талантливыми и даже гениальными людьми, которые смогли, как бриллиант, откристаллизоваться, имеют свою позицию, взгляд. Это всё-таки чаще старшее поколение, но и среди молодых встречаются интересные ребята. А тяжела профессия тем, что много ждёшь, начинаешь худеть, впадать в депрессию, думать, что проблема в тебе, начинаешь меняться, ходить на какие-то йоги, искать выход из ситуации. У меня этим выходом является поэзия. Я всё время нахожусь в диалоге с собой внутренним и с чем-то высшим. Ещё хожу по музеям, смотрю кино хорошее – пребываю в творческом процессе. Мне в обыденную рутину окунуться — это страшнее нет. Хотя я уже и этому учусь — научился и в тапках ходить по дому, посуду мыть.
— А раньше в чем по дому ходил?
— Босиком. Я даже одно время босиком по Москве, по метро ходил. Считал, что это – связь с землей. Такое было в конце 4-го курса. У меня много разных своих причуд. Я по-своему смотрю на мироздание. Ещё я много эпоса изучаю. Себе на день рождения купил 15 книг из 17 Махабхарата. Две книжки ещё надо докупить. Было одно объявление по всей России о продаже, хорошо, что в Москве, я поехал и купил. Читал «Одиссею» и «Илиаду» Гомера много раз. Я с эзотерической точки зрения, с духовной на всё смотрю. Хотя бывал и в буддистских храмах, в католических церквях слушал органы.

Фото: ruskino.ru
— Алексей, если бы ты не стал актером, то кем бы был?
— Не знаю, жизнь такая разная. Я в 11 классе собирался поступать в высшее военное училище, но меня не взяли потому что у меня плоскостопие. Я экзамены все сдал, не прошёл только медкомиссию. Потом меня хотели призвать в армию, а я сказал: «Я хотел сам быть офицером, меня не взяли, а теперь я должен идти служить? Не пойду». У меня день рождения 1 июля, и 1 июля я поступил в Щепку. И уже в армию меня не успели призвать.
Так что кем бы я стал, я не знаю. Может, в какие-нибудь силовые структуры пошёл, в спецназ, или ещё в какое-нибудь военное училище попытался бы поступить.
— Сейчас ты спорту внимание уделяешь?
— Постольку-поскольку. Бегаю, всё собираюсь в зал пойти. Сейчас же ещё кино диктует свои условия на хорошую внешность. В этом тоже интересный вызов. А я никогда не думал, как я причёсан, что на мне надето, какие у меня мышцы и так далее.
— Алексей, можешь рассказать про свои татуировки? Сколько у тебя их?
— Три. На правой руке — Самурай Джек из мультфильма. Мне нравится этот персонаж. У него есть волшебный меч, который ему оставил отец, и только этим волшебным мечом можно победить Аку. Аку — это дьявол. И они сражаются между собой. Самурай никак не может победить Аку, и этот вопрос остаётся открытым уже пять сезонов. И вот я себя таким Самураем вижу, который борется против зла с помощью своего «меча» творческого, и победа никогда не наступит. Вторая татуировка — это Коловрат — славянский символ, знак силы, закручивает торсионные поля в правильную сторону, даёт силу предков и является оберегом. Ну а третья — это полуорел-полуворон, отвечает за связь с миром духов и миром богов. Я одно время Кастанедой очень увлекался, читал все его книжки, татуировку под впечатлением от его творчества сделал. До сих пор книги Кастанеды для меня одни из лучших.
— Ты ведь православный человек, да? А татуировки — грехом считаются. Как это в тебе уживается?
— Я религиозные догматы не очень серьёзно рассматриваю, для меня важно присутствие Бога в жизни. Мне кажется, что Бог присутствует и в том, чтобы любовью заниматься, и в том, как смеются люди, во всём. Все эти догмы — это сложно. Иисус же сказал, чтобы выгнали всех торговцев из храма. А до сих пор в храме торговцы стоят и продают свечки и другие церковные вещи. Но это – их дело, я не против этого, но и не за.
— Что еще в твоей жизни присутствует? Путешествия?
— Да, в основном всегда тратил все деньги на поездки. Где только ни был: Шри-Ланка, Мальдивы, Таиланд — 7 раз, Рим, Турция, много где… По Европе, правда, ещё мало поездил.
Что еще присутствует в жизни? Много интересного, творческого. Путешествия, поэзия, искусство, кино, встречи с людьми. Литературу очень люблю. Но я такой человек, что могу 10 раз «Собачье сердце» прочитать, а что-то новое не стану. Если мне нравится, буду перечитывать одну и ту же книгу. Я ещё, когда в 11-ом классе учился, «Мастера и Маргариту» перечитал раз восемь.
В моей жизни всякое раньше было, мои отрицательные грани ужасны и противны, но сейчас я стремлюсь к покою и честной жизни. Как говорит мой отец, он тоже эзотерически довольно образованный человек: «Чем большая сила света присутствует с тобой рядом, тем большие силы тьмы тебя искушают». Раньше мне во многом везло, потом был период, когда я, видимо, очень сильно нагрешил, и моё везение ушло, а сейчас это всё возвращается, возвращается более наполнено, объёмно и с глубоким пониманием мира.
Для меня самое главное в жизни — это чувствовать присутствие Бога, а божественное — это не только храм, молитва, или, как у нас в православии принято, такое смирительно-обвиняющее себя состояние, для меня божественное — это детский смех, атмосфера, запахи, путешествия, неожиданные встречи с людьми. Мы с женой и сыном как-то на католическое рождество попали в Ватикан, видели папу Римского, — эти невероятные моменты потом остаются в жизни. Вот это и есть присутствие Бога в моей жизни. Я к этому стремлюсь, мне вот это важно. Я могу просто на улице словить какую-то атмосферу и плакать от счастья. Конечно так, чтобы этого никто не видел. Или ночью проснуться, посмотреть на сына и улыбаться лежать. Я – ловец этих счастливых мгновений, ловец божьего вдохновения.
—
Наталия Козлова
Заглавное фото (на съемках фильма “Крылья Пегаса”, 2017 г.): сайт ruskino.ru
___